Артур Сумароков
Каждое утро, при любой погоде, на трассе А-9 Эдинбург-Глазго появляется автомобиль, возраст которого невозможно определить, ибо настолько он стар. Кажется, словно пыль многих веков скопилась на его капоте и ветровом стекле, а ослепшие глазницы фар видели нечто совершенно неожиданное и чудовищное. Сидящая за рулем этой раздолбанной вдрызг развалюхи роскошная девица по имени Иссерли, зеленоглазая соблазнительница с пепельно-черными волосами, с неким ощущением внутренней сакральности справляет этот нехитрый ритуал, регулярно подсаживая к себе мужчин. Однако встреча с ней не сулит им ничего хорошего.
Сюжет об инопланетной особи, переселившейся в бренное тело земной секс-бомбы с ядерным потенциалом и засим ставшей беспричинно в большинстве случаев истреблять мужское население, легко поддающееся основному инстинкту и не имеющем возможность противостоять собственному спермотоксикозу, не нов и, впервые будучи с большим успехом использованным в середине 60-х годов королем грайндхауса Роджером Корманом, довольно быстро стал идеальным заимствованием для великого множества бэмувишной фантастической и хоррор-продукции, к времени нынешнему и вовсе превратившись в один огромный архетип на архетипе и банальность на банальности.
Один из самых интересных британских режиссеров современности, некогда служивший на славном поприще эффектного рок-клипмейкерства, Джонатан Глейзер, прославившийся саркастическо-провокативной «Сексуальной тварью» и философско-педикационным «Рождением», в своей третьей по счету крупной режиссерской работе, фильме «Побудь в моей шкуре» 2013 года, широко представленном в рамках прошлогоднего Венецианского кинофестиваля, но удостоившегося всего лишь номинации на Золотого Льва, уступив греческой чернухе «Мисс Насилие», взяв за основу одноименный второй бестселлер писателя Мишеля Фабера, данный, мягко говоря, стандартный сюжет препарировал в нечто эстетское, напрочь лишенное грайндхаусной начинки, совершенное по форме и необыкновенно глубокое по содержанию, философическое и в высшей кинематографическое творение, находящееся в межжанровом пространстве вовсе, ибо считать «Шкуру» своеобычным фантастическим триллером было бы слишком предвзято и недальновидно.
Эффектно следуя за многослойной и отрешенной от однолинейности повествования авторской мыслью, «Побудь в моей шкуре» Глейзера является философской притчей, в которой режиссер без всякой высокопарности, а достаточно легко и непринужденно, отказавшись от нарочитой претенциозности, но не забывая при этом творить на экране для зрителей многоцветное гипнотическое кинополотно, эдакий сюрреалистический оммаж Великим и Ужасным Дэвиду Линчу и Стенли Кубрику, затронул тему гуманизма в современном мире и вообще попытался осмыслить, как и Фабер, что есть человек на данном этапе своей эволюции или, скорее уж, деэволюции. Сквозь призму чарующих глаз инопланетной красотки Иссерли зритель видит человека как существо глупое, ничтожное, порочное, похотливое и достойное лишь одного — жестокой и кровавой смерти.
Глейзер в прямом смысле ставит неутешительный приговор современному миропорядку и людям в нем, позволяя на некоторое время пожить в шкуре той, для которой человек всего лишь пища, да и то местами суррогатная. Зрителю будет неприятно, отвратно, его будут долго и мучительно, с неиссякаемым садизмом наслаждения погружать во внутренний мир Иссерли, и Глейзер постарается на славу поиграть как в зрелую фантастику, так и в психологический и психопатологический триллер об особях среди нас, не ведающих жалости, и не всегда прибывших с далеких инфернально-плотоядных планет за пределами Млечного Пути, а также в макабрический body horror, деконструируя мифологию «Чужих» до основания. Впрочем, психологизм интересует Глейзера куда как больше вкусного мясца и влажной эротики, и фильм трактуется как неординарная история поиска собственной идентичности в транссексуальном и гермафродитическом мире, поиск любви в социуме, в котором нет ее вовсе, сколь не ищи. По Фаберу и Глейзеру, гуманизм возродится лишь тогда, когда зло окончательно свершится и смешается, и начнет рефлексировать, как Иссерли, внутренняя сущность которой покрыта густым туманом сомнений и некоей расбалансированности, сплина. Кожа, в которой она вынужденно живет на Земле, уже ей тесна и неуютна, каждодневный ритуал с естественным отбором все больше становится механистическим и бессмысленным. Монстр внезапно становится Человеком в тот миг, когда Человек превращается в ничтожное ничто, в аморального слизня. Монстра уже практически нет, как и Человека — есть лишь многочисленные безымянные жертвы. Братская могила Джонов Доу, которым не дано было постичь, что они тоже твари дрожащие и право имеют.
