Артур Сумароков
Звенящая тишина американской провинции, застывшей в сладкой беспечной дремоте тотального безвременья. Зияющая пустота темных комнат, в которых поселилась тьма — густая, удушающая, гнетущая, но это не навсегда. Здесь скоро поселится Свет и впитается повсюду Жизнь. Из века в век, из года в год, изо дня в день — здесь правила человеческого сосуществования, уютного общежития под неизменной молочной луной, вокруг которой хаотично разброшены хлебные крошки звезд, одинаковы для всех. Живи тихо, будь дружелюбным, уважай как родных, так и соседей. Семья — превыше всего, так будет учить Отец, и Мать, и Дед, и все, кто создают вокруг нового человека воздушные замки из простых истин и грядущего вслед за ними сложного жизненного опыта, добываемого со слезами, потом, кровью, синяками и теми первыми ощущениями собственного самосознания как отдельной самостоятельной личности в многоголосом противоречивом окружающем мире, которые не опишешь простыми незамысловатыми фразами. Петли ДНК формируют петли Мебиуса, и на каждой из них висит новоприобретенная черта характера, меняющая наивность первичного восприятия жизни на взрывоопасную эмоциональность созревания, максимализм, который ускоряет анагенез будущей взрослости и цельности. За твои добрые дела тебе воздастся и на небесах, бесплотная синева которых бесконечно расстелилась теплым одеялом над городком, и на земле, где ты пока еще не обжившийся новый ее обитатель по имени Мейсон, рожденный в обычной семье. С самого твоего момента появления на свет мир не изменился, но, возможно, ты его изменишь. Эти 12 лет детства не пролетят незаметно, а прожитая жизнь — не утечет сквозь пальцы струями прозрачной речной воды.
Знаменитый американский независимый режиссер-мультиинструменталист Ричард Линклейтер еще со времен выхода своей дебютной короткометражки «Бездельник» 1991 года, мгновенно завоевавшей культовый статус в кругах интеллектуалов и маргиналов, снискал вящую славу экспериментатора в привычных кинематографических формах нарратива и визуального языка, с которыми он мгновенно ворвался в мир современного американского независимого кинематографа, начиная с фильма «Под кайфом и в смятении», ставшем по сути предтечей ранних смелых творений Грегга Араки и Даррена Аронофски и настроенном на битниковскую волну в своем сюжетном фундаменте, а на уровне синематическом — на французскую «новую волну», вхрыхленную по Линклейтеру сугубо американским мировосприятием, и завершая «полуночной» трилогией, искусно выполненной в свою очередь в духе Антониони и Феллини, показывающей обобщающий портрет современного поколения после 20-30-40-лет, попеременно успев побаловаться в острого проницательного критика современной пищевой промышленности в откровенно назидательно-инвективной «Нации фастфуда» и разбив форму мультипликации и кинематографа мрачными видениями «Помутнения».
Последний же по счету полнометражный фильм Линклейтера, «Отрочество» 2014 года(хотя название фильма можно также трактовать и как «Юность», и как «Взросление», что, впрочем, не отменяет тот факт, что фильм этот о становлении как таковом, пускай и с четкой привязью к возрасту), ставший фаворитом Сандэнса и Берлинале, а также ряда престижных кинофестивалей калибром помельче, является opus magnum всех предыдущих кинематографических изысканий достопочтенного режиссера, к которому он шел на протяжении целых 12 лет, буквально следуя, год за годом, за течением жизни главного героя фильма — Мейсона. В выбранной режиссером теме становления личности и взаимоотношений с окружающим миром, в особенности с родителями, «Отрочество» вступает в непримиримую полемику с «Древом жизни» Терренса Малика, будучи при этом очищенным от шелухи претенциозных религиозных измышлений. Там, где у Малика была лишь голая идея, нанизанная на нити условности, у Линклейтера — голый(иногда буквально) реализм, горькая правда и сладкое безумие. Линклейтер складывает мозаику обыденности, которая в финале образует единый неразрывный портрет не только одного конкретного индивидуума(лишь Мейсон и его окружение имеют имена, тогда как Мать и Отец находятся в пределах овеществленных метафор, это человеческие типажи без всякой архетипичности, в которых зритель обязан увидеть и отражение собственных родителей, пропуская нарратив фильма и через личный жизненный опыт, сызнова проживая свою жизнь времен отрочества), становление которого как личности режиссером детализировано до уровня молекулярной точности и непогрешности без выведения сомнительных формул математического характера, но с наличием незыблемых философских констант и вселенских всеобъемлющих постулатов естества, бытия, неотъемлемой частью которого становится в финале ленты повзрослевший и возмужавший Мейсон. Он — не Пророк, не Спаситель, не Мессия; он просто отражение всех и каждого, кто наконец-то обрел свой голос в мире, который до сей поры его отвергал, не принимал, принижал, но к условиям которого, преодолев все препятствия, приспособился Мейсон, не слившись при этом с аморфной безликой и немой массой человеков. Он — не часть толпы, хотя толпа рано или поздно, если он не сумеет ей противостоять, его покорит, но это уже другая история.
«Отрочество» — фильм не откровенно бытописательский, а скорее поэтический, в котором отыгрывает свои партии первой скрипки реализм, синонимизирующий в том числе «Анне от 6 до 18» Никиты Михалкова. Это история личности, история семьи, история общества, история всей Америки — одноэтажной и не только, в которой, по Линклейтеру, и средний класс, и классы повыше и пониже равны хотя бы постфактум одинаковости собственного взросления в постоянно меняющемся мире. Фильм лишен ложности представлений о современном обществе, но при этом Линклейтер сосредоточен не на прямых характеристиках и сюжетных решениях, убирая из повествования «первые» моменты в жизни главного героя, а на завуалированных символах и деталях, требующих внимательной дешифровки. Они потому и первые, эти события, будь то поцелуй, ссора, секс, боль, страдания и т. п, потому что слишком личные, чтобы быть высказанными громогласно. Для Линклейтера важны ощущения потом, после пережитого впервые, тонкие нюансы постепенных психологических перемен в душе Мейсона и тех, кто его окружает. В конце концов, «Отрочество» — это фильм о времени, которое утекает, ускользает, и которое нельзя упускать, ловить каждый его момент, вдыхать каждую молекулу кислорода и быть живым. Просто живым.
