Артур Сумароков
И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за Слово Божье и за свидетельство, которое они имели...
И нет более Бога тут, на славных землях Питтсбурга и Пенсильвании, и нет ангелов в белых одеждах, лишь черные балахоны и реки пахнущего металлом дождя, стекающие по улицам пригородов, и тухлый запах рыбы, и грязь, смешанная с камнями, и вновь был сон, очнуться от которого столь же непросто, как от очередной дозы, и начался день второй охоты, день, начавшийся под грозовыми тучами...
И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь...
И был гул тяжелого рока, гипнотизирующий, сводящий с ума своими ритмами, проникающий куда-то вглубь, им терзающий остатки их душ. Это был драйв, высшее наслаждение и упивание, адская пляска в рваных лохмотьях, под шизофреническое улюлюканье толпы, пьяной и безумной, готовой крушить, ломать, избивать. Они уходят под покровом тьмы и начинается поиск беспомощных пустых оболочек, чья участь предрешена уже с первых лучей солнца поутру, и место в Кровавом Библосе уже подготовлено...
И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса и видел я семь Ангелов, которые стояли перед Богом...
И были очередные акты вселенского насилия, и камера дьяволически следила за всем, и лица терялись в кровавых вспышках, когда уже и нет больше человека, а лишь труп, хладный и изуродованный и терзаемый хищниками Питтсбурга. Это боль, дающая высшее удовольствие, это страдания, достойные воспевания, это ультрасекс под визги и крики расчленяемых жертв, обезличенных и пустых...
Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть трав сгорела, и вся трава зеленая сгорела...
И была ночь под заревом луны, и то, что некогда было людьми, копошилось как черви в смрадных телах нечеловеков, и плоть, и красные внутренности, и сперма сливались воедино с червивой грязью, и витал дух смерти и агонии, и было все как в дурмане, а кончился он беспамятством, и грохотом дальнего поезда, и шуршанием крыс, привлеченных смрадом...
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью...
И кончился день второй вселенской охоты и великого снаффа, и были жертвы низвергнуты и стерты, а Убийцы подобны Богу и Дьяволу в одном лице, и наступил миг спокойствия, сладостный и краткий миг.
Льющиеся горячим оловом звуки тяжелого рока застревали в мозгу похоронным набатом. Голоса превращались в гулкое эхо, и темная ночь, укрывшая пределы Питтсбурга, таила в себе много опасностей и неприятностей. Будто сама тьма Египетская воцарилась на улицах города и в душах тех, кто вышел в сей мрачный час ради веселья. Пьяного, дурманящего, манящего. Не водкой, не виски, не кислым и противным теплым пивом, и даже не скрученными сигаретами с травой. Веселья, пропитанного насилием — неизбывным, неизбежным и бесконечным. Кто их следующие жертвы? Мамаши, бредущие в темных переулках, попутно спотыкающиеся об асфальт? Или старики, мирно спящие в своих домиках на краю парка? Или тинейджеры, только что познавшие вкус жизни и аромат секса? Пожалуй, не так уж это важно. Жертв будет много сегодня, это точно. И лишь сам Сатана остановит кровавых рокеров, которым и сам черт не брат.
Определенного успеха у вполне определенной и ищущей эпатажный андеграунд аудитории фильм «Подполье» 2001 года режиссера Фреда Фогеля приобрело, потому и сиквел стал вполне ожидаемым решением. И при всей своей выпуклой и нарочитой андеграундности, «Подполье 2 2003 года довольно точно следует бравурной линии привычной уже голливудщины, логика которой при создании любых сиквелов такова — если в первой части всего было предостаточно, то в продолжении следует все плюсы оригинала умножить на два, предварительно вычитая здравый смысл, но добавляя безукоризненный коммерческий расчет. Оттого при всей своей упоительной жестокости, зафиксированной в изощренном синематическом стиле не то надреализма, не то гиперреализма, не то метареализма, «Августовское подполье 2: Смерть» (таково полное оригинальное именование фильма) кажется намеренно лощенным, уже скорее псевдореалистичным, нежели сверхреалистичным. Не концентрированным псевдоснаффом, подыгрывающим реальной сущности антигуманистического бытия, лишенного смысла, а скорее эксплуатационной копии его же. Больше жести — но меньше шока. Больше кино, чем выцеженной сернокислотной ничтожной реальности. Больше жизни там, где должна быть на правах хозяйки вечера и ночи Смерть. Больше прямых сюжетных эскапад там, где дотоле не было сюжета. Лишь хаос, ставший отныне контролированным.
«Подполье 2», снятое целой командой режиссеров во главе с соратником Фогеля Майклом Тоддом Шнайдером, получилось не менее радикальным и шоковым, нежели первый фильм и даже во многом его превзойдя. Жесткое, нарочито отвратительное, плющее на конформистские устои и выходящее за рамки стандартного кинематографа, псевдоснафф в чистом (честнее сказать, грязном) виде, пример антиэстетики, «Подполье 2» дает зрителю заряд отрицательной энергии, демонстрируя, что человек, потерявший всякие ориентиры в жизни и не верящий ни во что, идет путем саморазрушения и деконструкции всяких жизненных ценностей, принципов, определяющих его место в обществе, которое он сам предпочел отвергнуть. Жизнь уже ничто, ноль, лишь Эго важно. Путь в никуда, ведущий к Апокалипсису.
