Артур Сумароков
Уолтер Митти, герой одноименного рассказа американского беллетриста Джеймса Тёрбера, как персонаж литературный издавна стал в США именем нарицательным и даже в чем-то ругательным. Чудаковатый простак, офисный планктон и наивный мечтатель, Митти есть высшей пробы мастером эскапизма, сверхскоростным беглецом от унылой реальности, в жестких тисках которой он находится и вынужден не жить, а существовать. Это практически чеховский «человек в футляре», решивший однажды покинуть просторы собственной скорлупы, однако до беликовской глубины и противоречивости Митти далеко.
Кинематографу, этой десятой музе искусстве, не впервой превращать минусы в плюсы и антигероев — в героев. Таков был Форрест Гамп Уинстона Грума, герой по воле случайностей, тихий американец, невольно попавший в неистовый вихрь исторического процесса; цинизм оригинального Гампа был подменен земекисовским гампизмом. Подобная трансформация ждала и Уолтера Митти, который впервые стал киногероем в конце 40-х годов в фильме Нормана МакЛеода, а новую плоть обрел в завершившимся таки удачно и успешно главном голливудском долгострое последних лет 20, в фильме знаменитого комедиографа Бена Стиллера «Невероятная жизнь Уолтера Митти».
Помнится, дебют Стиллера как режиссера в большом кино в 1994 году назывался «Реальность кусается»: это было на редкость реалистическое и в меру сатирическое кино о современниках и поколении X, MTV и Пепси. Спустя почти 20 лет Стиллер полностью отказался от социальных инвектив и последняя его по счету крупная режиссерская работа, фильм «Невероятная жизнь Уолтера Митти», ставший не римейком, а полноценно авторским проектом Стиллера, демонстрирует иную противоположную тенденцию — уход от реальности вслед за главным героем, условность и определенная нарочито прямолинейная декларативность очевидных истин о ценности жизни и каждого ее дня.
Воспринимать фильм Стиллера в разрезе кинематографа интеллектуального и глубоко умозрительного в принципе невозможно, несмотря на старания его создателей, ибо больших открытий и деконструкций в своем жанре и своей нише фильм не создает, изначально двигаясь по знакомой тропе картины развлекательной и достаточно цельно спаянной, с четким ритмом и весьма увлекательным сюжетом, в котором на первый план выдвигается зрелищность и привлекательная сущность эффектного приключенческого аттракциона. Не страдающая чрезмерной избыточностью драматургия фильма позволяет режиссеру выстроить целую галерею интересных неоднобоких персонажей, которые в меру архетипичны, но не до раздражающей навязчивости; увлечь сюжетом и весьма простеньким Макгаффином, который на поверку оказывается сродни поиску черной кошки в темной комнате, чтобы в финале, несколько сентиментальном и манипулятивном, обрести черты тривиальной семейственности и уютного смысла жизни по вновь обретенным заветам Уолтера Митти, который, конечно же, меняется и внутренне, и внешне.
Однако злую ироничную шутку с картиной сыграла ее мультижанровость и заложенный в ее композицию тротил постмодернизма. Фильм будто стремится усидеть одновременно и в рамках корпоративной драмы, рисуя стерильный быт задушенного реляциями о корпоративном духе офисного планктона в этаком сатирическом очерке, лишенном, впрочем, главного — острой критики, но полном product placement. С той же степенью насыщенной лапидарности фильм Стиллера смешивает в себе черты и мелодрамы, не пускающейся во все тяжкие мелодраматических страданий и мыльнооперных арий с множественными всхлипами, и приключенческого кино(тут уже успехи более ощутимы), и драмы, и пародийной комедии, и чуть ли не философского трактата. Это вселенское многообразие жанров при достаточно цельной и сдержанной режиссуре привело к тому, что «Невероятная жизнь Уолтера Митти» словно претендует на очень многое, а в итоге — обходится малым, превращаясь на выходе в холлмаровскую открытку с прозрачным моралите и нескладными виршами для непритязательной публики. Однако Бен Стиллер подает зрителям эту очевидную ординарность ярко, с запоминающимися твистами и романтикой, не без чрезвычайного морализаторства, но и без привычного скоромошества. В конце концов, если кто-то по завершению сеанса обретет смысл своей жизни, посмотрит на нее под непривычным углом, заявит, что жизнь таки удалась, невзирая ни на что, то одной меланхоличной душой на Земле станет меньше, и человек в футляре не превратится в человека в гробу.
